Блог в цифрах - 3

Несколько минут назад блог посетил(а) 50,000-й читатель.
На самом деле, число посещений даже больше: блог существует с января 2007 года, а статистика ведется с мая 2010.

В этом году было опубликовано 44 поста, больше, чем в любой из последних 4-х лет. 

Несомненно, что интерес к блогу повысился, благодаря текстам постоянного автора Тани Бетчер (Москва).

Поздравляю всех читателей с новым 2019-м годом. Хороших вам фильмов, концертов и выставок в новом году, здоровья и хорошего настроения. 

Happy as Lazzaro. (2018) Alice Rohrwacher

Пост Т.Бетчер (Москва).
Когда видишь в  названии фильма словосочетание «Счастливый Лазарь», неминуемо вспоминаешь новозаветных Лазарей и невозможно не подумать о связанных с этими образами чудесах. Видимо поэтому российские прокатчики заменили оригинальное имя героя- Лаззаро - на привычное православному взгляду и уху Лазаря. В общем, если бы не каннская «Золотая ветвь»  за сценарий, я бы на этот фильм (« Lazzaro felice», 2018)  не пошла, но «Ветвь» - убедительный аргумент, и я пошла, посмотрела и очень рада этому.
Пока шёл фильм, не оставляло чувство, что вот именно с этой, сдержанно-чувственной, поэтизацией  бедной сельской жизни глубинной Италии я уже встречалась:  уже видела лица этих крестьян, мне уже знакомы интонация и ритм фильма,  близки, узнаваемы как вдруг услышанная знакомая мелодия, автора и название которой знала, но забыла и не могу вспомнить.
Всё помнит за нас интернет. Режиссёр и автор сценария Аличе Рорвахер. Прекрасная молодая Аличе, которая сняла в 2014 фильм «Чудеса» и получила за них в Каннах «Гран-При». Тоже об итальянской глубинке, тоже о столкновении мира изолированного, застывшего, патриархального с миром сегодняшним, жестким, прагматичным, спекулятивным. Всё сошлось: лица актёров, перешедших в новый фильм, неторопливость, размеренность крестьянских жестов, будничность человеческого общения только по необходимости; дрожащий воздух и пронизывающий его солнечный свет; тонкая,  сдержанная красота каждого сельского кадра, слитность всех составляющих каждого отдельного образа и фильма в целом.
«Счастливый Лазарь» без контекста «Чудес» был понят и прочувствован мною как «Антоновские яблоки» Бунина  - прощание с  невозвратно уходящей (ушедшей?) в прошлое патриархальной идиллией. В фильме – это деревенская Италия, о которой мы имеем некоторое  представление по итальянским сказкам, житиям итальянских святых и фильмам раннего неореализма.  Это Италия «бедных, но   чистых душой и сердцем людей». Это жизнь, в которой главное – забота о земле и хлебе насущном. Жизнь в своих первоосновах, в которой всё понятно.  Извне в этот мир приходит только зло.
Когда рядом оказываются два фильма, понимаешь, что круг размышлений и переживаний Аличе Ротвахер значительно шире и глубже, чем печально-поэтические проводы «уходящей натуры».  Погружая нас в мир, где реальность, сказка, фантастика взаимопроницаемы, а время неопределённо, но узнаваемо, рассказывая свои истории-притчи, она приобщает нас к размышлениям о состоянии души современного человека, о роли извечного в нашем самоощущении и миропонимании, о том, почему современная цивилизация так разрушительно воздействует на евангельскую систему ценностей.  Она много о чём размышляет сама и ведёт за собой нас, но всё в её фильмах так живо, необычно, так красиво и поэтично, так волшебно и правдиво, что и самые невесёлые размышления в радость.

Моего брата зовут Роберт, и он идиот. (2018) Ф.Грёнинг

Пост Татьяны Бетчер (Москва)
Я не помню ни одного «лёгкого» фильма из нового немецкое кино.
Наверное, такие есть, только я на них не попадаю.  И новейший  фильм Грёнинга из той же «нелёгкой» категории.
Бавария сегодня.  Лето. Жара. Колосящиеся поля на фоне леса и Альп. Выходные. Близнецы- он и она, Роберт и Елена, - готовятся к школьному выпускному экзамену по философии. Точнее, ей сдавать (хочет поступить в университет), а он её готовит (в университет поступать не хочет). Философские определения времени, времени и истины, времени и смысла, времени и..... контрапунктом проходят через весь фильм. Время в фильме и время фильма (3 часа) тянется медленно-медленно. Грёнинг (режиссёр, сценарист, оператор) не устаёт любоваться пейзажем в разное время суток, следить за восходом и закатом, за бегом теней и отсветами солнца на поле созревшего ячменя. До невозможности приближая камеру, он рассматривает царапины на коже Елены, заусеницы на её пальцах, юношеские прыщи Роберта и пот на его висках. Одежды на героях ровно столько, чтобы не считать их голыми. Жара, томление, философия, разговоры о сексе, пиво и странные пари, которые  заключают эти чувствующие и понимающие друг друга с полувздоха и полувзгляда близнецы. Окружающий мир, природа, чувства и чувственность чем дальше, тем всё более очевидно вступают в противоречие с абстрактными  философскими категориями и.... минут за 20 до конца фильма стремительно и страшно раскручивается так долго сжимавшаяся пружина.
Можно, конечно, отнестись к фильму как чистому постмодерну и решить, что все события заключительной части героям только представились в их замутнённом жарой и философией   воображении, но мне почему-то так не кажется. Из кинотеатра я вышла совершенно обессиленная, не в состоянии думать ни о чём, кроме того, как в 12 ночи побыстрей добраться до дома. Но на другой день этот измотавший меня фильм ко мне вернулся и заставил думать о себе, и вдруг ниоткуда  возникла аллюзия с не так давно увиденным "Людвигом"   Висконти – фильмом  совсем из другой эпохи и, казалось бы, о другом.
В центре фильма" Людвиг" (1972)  жизнь Людвига Баварского, последнего короля Баварии и главного мецената Вагнера. Место действия фильма - австрийские и баварские замки, дворцы, дворцовые парки. В сцене коронации блеск самых настоящих королевских бриллиантов и изумрудов, переливы натуральных шелков и бархата в гигантских зеркалах, отражение их же в сияющих наборных паркетах бальных залов,  роскошь позолоченной лепнины карнизов, подсвеченной тысячами свечей,  незабываемы.  Всё самое настоящее! На протяжении всего фильма мы не можем не замечать с новым и новым удивлением великолепие фасонов и кроя не только женских нарядов, но и мужских костюмов. Фильм невероятно дорогой и такого сегодня уже и быть не может. Великолепны, красивы, абсолютно вписаны в высокий стиль повествования все актёры и, конечно, в первую очередь, главные - Хельмут Бергер и Роми Шнайдер. Художественное совершенство каждого кадра создаёт впечатление, что Висконти снимал фильм, как художник пишет картину, - не сценами и эпизодами, а выверенными мазками кисти. Об этом фильме невозможно говорить скороговоркой не только из-за его масштаба, но и потому, что он во всех нюансах «о чём и как» абсолютно выверен автором. Фильм прекрасен, трагичен и страшен в своём приговоре: если для человека искусство, стремление к идеалу становится важнее жизни, то тогда "всё можно" и трагический финал неминуем. Конечно, для Висконти и этот фильм -  продолжение поиска ответа на вопрос, почему фашизм возник и твёрдо встал на ноги именно в Италии, почему именно в Германии он достиг своего самого полного выражения.
В многомерном и многослойном "Людвиге" на примере исторической личности он размышляет и  о том, что между прекрасным и высоким и самым отвратительным и низменным граница размыта, легко проницаема, но переход этой неясной черты гибелен. И вот с этой точки для меня начинается Грёнинг. Его фильм,  абсолютно противоположный  итальянскому буквально во всём, снятый совершенно другим киноязыком, тоже о том, что приобщение к высотам человеческой мысли и культуры само по себе не может никого ни  от чего уберечь, ничего  предотвратить.  Он снова возвращает нас к вопросу: почему в Германии, давшей миру величайших философов,......, почему сегодня, имея страшный опыт 20 века и всё это понимая, мы снова на краю…

День в Нью Хейвене. Питер Брук.

Почему-то известие о том, что Питер Брук будет выступать в Йеле, прозвучало для меня как Станиславский и Немирович-Данченко прилетают из России поговорить о театре.
Во-первых, я думал, что его уже давно нет. Во-вторых, у него репутация классика такого же уровня, как и у основоположников. Откуда у меня были эти оба представления - непонятно, но  - "Ехать надо".
Немного придя в себя после необыкновенной галереи, мы помчались на встречу. Потому что билеты на встречу тоже, как и вход в галерею, были бесплатны (!) (надо было только заранее зарегистрироваться), что означает. что если придти пораньше, то можно сесть поближе. Вместительный зал был полон. Мы сидели близко к сцене.
Его вывели под руку. Он шел медленно. Ему уже исполнилось 93 года. Он сел в кресло и заговорил, совсем негромко, но мы-то сидели близко!
Речь была свободной, его интересно было слушать, но больше всего меня впечатлили его паузы.
Вначале он говорил о словах, которые надо воспринимать серьезно.
Он говорил "Now" и замолкал. "Past"... "Be touched" (Дословно - будьте тронуты, в смысле - чувствуйте)... Это не было йогой, он просто предлагал серьезно воспринимать слова. Потом он рассказал, как с детства он хотел стать кем-то в искусстве, неважно в каком. Начал с актеров. Его не приняли. Стал писать. Его не печатали. Решил стать пианистом. Ему сказали - неплохо, но серьезного пианиста из тебя не выйдет. Стал рисовать - выставка его картин, которую он сам устроил, не произвела никакого впечатления. Тогда он продолжил поиски и вспомнил, что есть еще дирижеры... Зал к этому моменту уже смеялся вовсю.
Своим негромким старческим голосом он что называется крепко "держал аудиторию".
Oн говорил о театре. Театр - как сад, сказал он. Вы сажаете семена, рыхлите землю, поливаете, а потом ждете. И то, что выходит, жизнь (пауза)..., это не то, что садовник ожидал и хотел. Это то, что природа создала.
Oн говорил, что театр должен быть доступен всем, что режиссер - это человек, у которого мало друзей, что его любимое слово, которое помогло ему в жизни - hunch (интуиция), и что случай, описанный в его пьесе The Prisoner (Заключенный), которая идет сейчас в Йельском театре, случился на самом деле.
Потом он отвечал на вопросы из зала. Легко, свободно, всегда серьезно, иногда - вопросом на вопрос. Последний вопрос был (примерно) такой: Видели ли вы пьесу, которая произвела на вас неизгладимое впечатление? Он задумался и сказал - Нет. Вопросы в зале иссякли. Тогда он сказал: Нельзя кончать встречу словом Нет. И рассказал еще что-то интересное и смешное, что я не записал и теперь не помню. На этом встреча закончилась.
Она произвела сильное впечатление - в 93 года, если Бог даст, можно всё понимать, думать о важных вещах, летать через океан и делиться с теми, кто хочет слушать, своим опытом, своими мыслями в увлекательных по форме и глубоких по содержанию разговорах, продолжающихся полтора часа.
Час с небольшим, оставшийся между между лекцией и спектаклем, мы погуляли по центру Нью Хейвена. Было уже совсем темно, но нам все равно понравилась и архитектура, имитирующая, как принято, английскую старину, и множество кафешек, магазинчиков и большая ярко светящаяся в темноте библиотека.
Спектакль был платный, но билеты по бостонским меркам стоили очень умеренно. Спектакль продолжался 74 минуты вместо обещанных в программке 70, и 54 минуты из них я провел в тоске и унынии. Это было тяжело видеть. Главное, что это было очень скучно. Потом - что это было безумно нетеатрально. Все слова говорились с авансцены, глядя в зал, что можно понять - в зале хоть что-то есть, а на сцене более-менее ничего не было. Сюжетную линию спектакля обсуждать не буду, раз что-то подобное действительно случилось: (родной) отец спит с дочкой, с ней же спит и ее (родной) брат, брат убивает отца, и деревня наказывает его: дядя ломает преступнику ногу и посылает его сидеть 20 лет неподалеку от тюрьмы, лицом к тюрьме. Никакой чувственности, никаких эмоций в спектакле нет. Только монологи разной длительности, с разными языковыми (не смысловыми) акцентами, глядя в зал.  В общем, было очень грустно. И трудно дождаться конца.
Но в итоге - все равно интересно. Интересно думать, почему Мастера увлекла идея почти самонаказания (никакой охраны, никакого внешнего принуждения сидеть 20 лет) за убийство, в котором человек не раскаялся. Что он хотел, чтобы мы "вынесли" из спектакля.

Такие три разных необычных культурных события - в один день, за вполне умеренную по бостонским меркам цену.

День в Нью Хейвене. Галерея.

Недавно мы побывали в городе Нью Хейвен, штат Коннектикут. Этот город знаменит тем, что в нем расположен Йельский университет, второй по возрасту после Гарварда университет Ivy League.  Давно собирались, но нужен был повод. И он появился - театр Йельского университета объявил о лекции Питера Брука. Сам, лично! Прилетает и прочтет лекцию. А после лекции можно посмотреть спектакль, поставленный по написанной им пьесе. И если этого мало - у университета есть Художественная галерея, в которую всех пускают бесплатно. Мы почему-то ничего особенного от галереи не ждали. Но Брука пропустить было нельзя - и мы поехали.
Начали с галереи. Скажу сразу - она сама по себе стоила поездки.
Судите сами.
2-й этаж, живопись до 20-го века.
Тициан, Гольбейн, Понтормо, Гварди - это те, что понравились очень. А еще Рубенс, Хальс и многие другие знаменитости, которые понравились не очень.
И, конечно, французы, и не просто, что осталось от больших музеев, а значительные, замечательные работы Ван Гога, Милле, Писсаро, Дега.
4-й этаж, живопись 20-го века.
И там есть все. Я даже через некоторое время устроил сам с собой игру: А Хоффман есть? - Есть. А Поллок, почему так долго не видно Поллока?  - Вот же он, да еще какой! А Миро? А Кли? А...а...? Все Есть. И очень хорошие. И бонусом - необычный Малевич. И необычный Модильяни. И, конечно, можно и не говорить - разный, ранний и поздний неизменно удивительный Пикассо. И почему-то много скульптур Джакометти. И это, оказывается, не идет ему на пользу. И, наконец, Anselm Kiefer (1945-), работы которого я впервые увидел пару лет назад, опять произвел сильное впечатление. И новые имена: Burhan Dogançay (1929-2013), турецко-американский художник, Jean Metzinger (1883-1956), французский художник   - очень яркие, сильные работы.
Усталые, но довольные, по пути в раздевалку вы заглядываете на 3-й этаж.
И там у них - месопотамская 9-струнная лира (7-й - 6-й век до нашей эры). С молитвами 9 разным богам. Каждому богу - по струне и молитве. Незабываемо!
Ну вот. Уже было бы достаточно, чтобы сказать, что поездка удалась. Но впереди была встреча с самим Бруком.

Картины загрузились "строго как попало". Но авторы достаточно самобытны, чтобы их можно было узнать. Если кого-то не смогли узнать - это Burhan Dogançay, "In the beginning".  Ну и те, кто незнакомы с Кифером, его работа вся серая. Учтите, что Поллок гораздо многоцветнее, чем получилось на фото.