Имя театрального режиссёра Дмитрия Крымова постоянно звучит в контексте фестивальных афиш, рецензий на громкие премьеры, дискуссиях о современных театральных экспериментах. У него устойчивая репутация непрограммируемого постановщика классического театрального репертуара и русской прозы. Слушая интервью с ним, когда он, не поднимая глаз, не заботясь об артикуляции и слышимости своей речи, пространно отвечает на вопросы интервьюера, словно объясняя что-то самому себе, глядя на его расслабленную, растёкшуюся в кресле фигуру, я никак не могла заставить себя заинтересоваться его творчеством. Нарочито замедленная невнятная речь, взгляд в себя, а если из себя – то поверх и мимо. Самовлюблённый сноб, творец «чистого искусства», позёр. Не пойду! И не шла очень долго. Пока подруга, вкусу которой вполне доверяю, не попала случайно на его «Серёжу» в МХТ не сказала: «Это очень необычно и впечатление совершенно неожиданное!».Пришлось преодолеть ещё один барьер – неприятие бесчисленных постановок «Анны Карениной» во всех жанрах, объединенных одним – мясо романа состругано до костей Анны и Вронского, и эти кости со страшным скрежетом трутся друг о друга.
Крымов сделал главной трагической фигурой спектакля сына Анны – Серёжу, роль которого исполняет деревянная кукла; главной трагифарсовой фигурой – мать Вронского; Анна и Вронский – фигуры, скорее, трагикомические, а все остальные – хоровод вокруг этих четверых. Спектакль не драматический, а, скорее, пластический. Текста минимум (спасибо!). Действие представляет собой череду отдельных эпизодов, каждый из которых целостен и выразителен сам по себе, будь это сцена первой встречи с Вронским, скачки, роды, встреча с Серёжей … Найдены необычные ракурсы, приёмы, стилевые и пластические решения, которые выразительны, эмоционально наполнены и понятны зрителю. Каждая отдельная мизансцена едва ли не вызывает восхищённое «АХ!». А о чём же весь спектакль? Наверное, о том, что самую наиклассическую классику мы помним и несём в себе отдельными эпизодами, фразами, образами. Что большой текст мерцает в нас неожиданными ассоциациями, аллюзиями, привязками к собственному прошлому и настоящему, и именно это делает классический текст своим и близким.
Чтобы разобраться со своим впечатлением, пошла на ещё один спектакль Крымова в театр «Школа драматического искусства», где до последнего времени работала «Лаборатория Дмитрия Крымова». Спектакль назывался: «Демон. Вид сверху». Вид был, действительно, сверху, потому что зал выполнен в традициях шекспировского «Глобуса» в три круговых яруса, а сцена-манеж ещё и опустилась. И над этим манежем вознеслось и повисло нечто чёрное, то, что сваяли на наших глазах из бумаги, верёвок и краски очень точными, отработанными приёмами юноши и девушки. Так как вознеслось оно под арию Демона в исполнении Шаляпина, то можно было заключить. что это и есть Демон, который сверху озирает земные страсти. А потом два действия
спектакля, происходящее в которых можно описать только как «всё чудесатее и чудесатее!!». Из лермонтовской поэмы прозвучало строк 8 или 12 – ненавязчивая привязка к точке отталкивания. Смотришь на сцену заворожённо. Как-то всё увязывается друг с другом и вполне логично выстраивается. И смешно, и грустно, и весело, и неожиданно, и очень изобретательно, а главное – свободно, очень свободно. Именно с весёлым чувством внутренней свободы уходишь со спектакля и понимаешь, что классический текст– это то, что дарит тебе свободу мысли, чувства и способа их выражения.
No comments:
Post a Comment