Лето. Москва. Выставки.

Пост Татьяны Бетчер (Москва):

Издавна в сознании живёт представление, что лето – мёртвый сезон в культурной жизни. Дача, море, грибы и варенье – вот что такое наше лето, а театры, концерты, музеи – потом, когда похолодает.
Москва настойчиво разрушает этот стереотип. Именно летом проходят: грандиозный театральный Чеховский фестиваль, охвативший кусок мая и почти два летних месяца; балетно- танцевальные фестивали «Dance Inversion» и «Территория» и, конечно же, выставки. Все эти события представляют если иногда не самое лучшее, то наиболее интересное  и неожиданное в современной культуре. И это не говоря о кинопрограммах, специальных показах и кинопремьерах. Такое впечатление, что наши организаторы фестивалей, худруки театров, музейщики - словом, люди культуры, - бросили все силы на то, чтобы мир всё-таки видел в России не только потенциальную угрозу, но и пространство взаимодействия самых разноплеменных и разновременных культур. 
Из всего перечисленного проще всего  коротко рассказать о московских выставках.
Третьяковская галерея впервые в России представила большую выставку Эдварда Мунка. Несколько норвежских музеев прислали более 60 полотен художника самых разных жанров от самых ранних до самых поздних. Когда представляешь художника только по одной картине («Крик»), то, конечно, происходит его открытие (или «закрытие», как говорила Алиса).
 Для меня открытием стал Мунк-рисовальщик, график (Автопортрет, 1895; Брошь. Эва Мудоччи, 1903, портреты Ибсена и Маларме).  Наверное, странно так говорить о художнике, но он, действительно, прекрасно владел линией, штрихом, техникой гравюры, и его графические портреты очень выразительны.
Знаменитый «Крик» наиболее полно выражает характер экспрессионизма Мунка, поэтому те его работы, которые созданы в этой манере и стилистике, создающие образы человеческих переживаний и состояний (Одиночество; Меланхолия; Страх; Ревность итп) в многочисленных вариантах разных лет всё равно сходятся к «Крику», становятся его составляющими. Но пейзажи, особенно поздние, поразили своей лиричностью, создаваемой  пластикой приглушенных, нежных красок (Первый снег на аллее, 1906; Цветущие фруктовые деревья на ветру, 1917-19; Звёздная ночь, 1922-24; Волна,1931). Неожиданностью стал психологизм целого ряда работ: Созревание (Переходный возраст)1894; Яппе Нильсен, 1909; Полуночник, 1923-24; Женщина в сером, 1924-25. Оказалось, Мунк в одно  и то же время работал и в манере реалистического психологизма, и как экспрессионист, стремящийся разорвать внешнюю оболочку человеческих переживаний. Его автопортреты – отдельный разговор, но «Автопортрет в аду», 1903 – страшная метафора внутреннего мира художника, живущего под дамокловым мечом безумия и  туберкулёза.
Нет, Эдвард Мунк не вошёл в число моих любимых художников, но дал возможность понять, каким видели мир, с какими чувствами жили европейцы накануне «крушения гуманизма», а это немало. Я теперь представляю мир Мунка, а не одну его картину.
Марине Лошак – нынешнему директору ГМИИ им. Пушкина – удалось совершить, казалось, невозможное: объединить разделённую в 1948 году  между Пушкинским и Эрмитажем коллекцию братьев Щукиных. Пусть это объединение произошло только на время, на три выставочных месяца, но произошло! В залах Пушкинского встретились разрозненные части собрания картин Моне и Пикассо, Ренуара  и Дерена, Матисса и Гогена,  Руссо и Сезанна. Всё такое знакомое, всё любимое, всё когда-то в юности впервые увиденное и пережитое как откровение в контексте тогда же впервые исхоженных Москвы и Ленинграда, но теперь всё вместе. А рядом фотографии комнат Морозовского особняка, где эти картины висели, теснясь на стенах и буквально раздвигая их. Пушкинский постарался отдать дань благодарной памяти всем братьям-коллекционерам  - Петру, Дмитрию, Ивану и Сергею Морозовым. Эта выставка – пусть позднее, но искреннее признание вины в том, что уникальная коллекция не была сохранена.
Музей Анатолия Зверева совсем невелик, но творческий потенциал его сотрудников огромен. На почти бескрайних площадях бывшего Центрального дома художников, а теперь Западного крыла Новой Третьяковки на Крымском Валу кураторы музея АЗ представляют   проект «Свободный полёт» - творчество Андрея Тарковского в контексте работ художников - его современников. Цель проекта показать, что общие духовные и эстетические искания эпохи 60-80-х объединяли людей, незнакомых друг с другом, и они, не подозревая об этом или, напротив, вполне это сознавая, создавали общую идейно-эстетическую ткань времени.
Экспозиция построена на перекличках или аллюзиях: «Андрей Рублёв» - картины Д. Плавинского; «Солярис» - андеграундные художники 60-80-х; «Сталкер» - художник П. Беленок и фотограф В. Ивлева. Конечно, первая часть - «Прорыв в прошлое» - производит самое сильное впечатление. Эпизоды из «Рублёва», рабочие моменты съёмок, крупные планы актёрских лиц в кинообразах, звучащая музыка Баха, Артемьева, Каретникова, Пендерецкого, И. Юсуповой, картины Плавинского  - всё вместе создаёт такое напряжение творческой мысли и чувства, что кажется, что вот-вот разрыдаешься или просто умрёшь. Просто умрёшь, так и не дотянувшись до заданной рублевской новеллой «Колокол» высоты. И снова поражает, что Тарковский остаётся актуален во всём – в каждой мысли, в каждом переживании. И названия частей экспозиции: «Новый полёт на Солярис» и «Предвидение» - подчёркивают современность всего созданного Тарковским уже более полувека назад.
Вы думаете, это всё? Нет! После московских митингов лучшее, что можно сделать – завернуть на выставку современного искусства, привезённую фондом Луи Виттона, или пойти в музей Русского импрессионизма на новую  выставку «МЕСТО ПОД СОЛНЦЕМ. БЕНЬКОВ / ФЕШИН», или посмотреть картины Марии Башкирцевой в Дом Русского Зарубежья…  Правда, билеты лучше купить заранее, а то можно и не попасть.