"Три сестры". Appolinaire Theatre

На прошлой неделе посмотрели "Три сестры" в театре, в котором до сих пор не бывали, Appolinaire Theatre, расположенном в Челси.
(Пост о спектакле "Три сестры" в постановке Додина здесь: https://moviesarttalk.blogspot.com/2012/04/blog-post_24.html)
Когда-то очень давно Лёня М. сильно хвалил их "Дядю Ваню", на которого мы тогда не попали, а сейчас решили не пропустить.
И не пожалели.
Непонятно, откуда взялось это ощущение настоящего театра.
В спектакле нет никаких "режиссерских находок", все предельно просто.
Ничего поразительного в актерских работах. Естественные интонации, естественные движения. И при этом - сильное воздействие происходящего.
Может быть, потому что сцены как таковой нет? Есть три большие обычные комнаты, куда зрители переходят во время антрактов. Зрители (всего 30 мест) переходят из одной комнаты в другую и рассаживаются вдоль трех стен. Действие пьесы происходит прямо перед ними.
И в этом, видимо, все и дело. Слова обретают смысл, как будто они обращены к тебе, сидящему прямо перед актерами. И если не кричать, не заламывать руки, не говорить неестественными казенными голосами, то зритель становится сопереживателем происходящего. И это сопереживание для меня многое в пьесе освежило или открыло заново. Я, кстати, с огромным удовольствием перечитал пьесу - не перед спектаклем, а перед тем, как сесть за этот пост. И понял, что вот еще почему интересно писать - перед этим читаешь!
И вот оказалось, что первое, что мы слышим о Вершинине - что он много говорит. Потом он появляется, милый, оживленный, и действительно много говорит. Ему все время "ужасно хочется философствовать" о красивой, прекрасной жизни, какой она будет через 200, 300, 1000 лет, чем отдаленнее, тем лучше. Он очаровывает своим восторженным воркованием бедную Машу, но это от ее отчаяния и безысходности (роль Маши исполняет актриса, приехавшая из Ирана, Denis Khateri). В своем стремлении философствовать он не слышит ничего вокруг и не видит ничего вокруг. Даже прощаясь, понимая, что навсегда, он говорит: "Что же еще вам сказать на прощание? О чем пофилософствовать?" Никогда раньше он не представал для меня таким болтуном.
Интересно, как "растет" в пьесе Наташа. Из смущенной невесты в начале до злобной дряни в финале пьесы. Уже сам управитель земской управы Протопопов сидит у нее в няньках, а еловую аллею она сразу, как все разъедутся, вырубит, и орет, орет жутко на Анфису, на горничную, на Ольгу. Слыша вблизи этот хамский крик и топот ногами (в полном соответствии с ремарками автора!), я думал: "Ну пусть мне теперь еще раз кто-нибудь скажет, что Чехов к ней хорошо относится, потому что она детей любит". А раньше Наташа, видимо, терялась в общем шуме.
И как молчит Ирина, когда Тузенбах просит ее сказать ему что-нибудь перед уходом на дуэль, впервые услышал. Молчание длилось, а он просил снова и снова. А раньше я не понимал, какое ничтожество эта Ирина! И что ей ее учительство надоест так же, как и две предыдущие работы. Нет души, нет чувства, нет веры.
И так далее.
Я не знаю, что хотела сказать режиссер (Danielle Fauteux Jacques)  этой пьесой. Очень может быть, что ничего, просто показать ее красоту и сложность. И даже не всю сложность, не все многоголосие, а только некоторое. Пропали, или, точнее, я не услышал, голоса Андрея, Тузенбаха. При этом текст звучал так, что ничего "не выдавало" русского происхождения пьесы, кроме фамилий. И персонажи выглядели очень узнаваемо.  Так, показалось, и должны были выглядеть Вершинин, Чебутыкин, учительница Ольга, а особенно Кулибин, муж Маши.
Единственное, что оказалось небъяснимо провальным в этом спектакле, - музыкальное оформление. Кошмар какой-то! При том, что в программке указано два ответственных за музыку! Актерам, играющим Федотика и Тузенбаха, которые игрой на пианино по очереди изображали артистизм и культуру, царящие в доме Прозоровых, видимо, показали какие клавиши когда нажимать только за несколько месяцев до спектакля. Но это бы еще не было кошмаром. Кошмар был в самом конце, когда по Чехову "Бродячие музыканты, мужчина и девушка, играют на скрипке и арфе; из дому выходят Вершинин, Ольга и Анфиса и с минуту слушают молча; подходит Ирина". Представляете, какая могла бы быть сцена?! Ни в одной постановке ее не видел. Здесь появились двое, мужчина с гитарой и женщина с косой, и громко, на чудовищном русском языке изобразили "Очи черные".  Это было очень обидно. Совершенно выламывалось из спектакля. И поэтому на общее впечатление не повлияло.
У них еще есть непоставленный Чехов. Буду ждать!