Пост Т.Бетчер (о. Шпицберген)
Почему фильм о событиях 80-летней давности воспринимается как фильм о нас сегодняшних. Именно такое впечатление оставил последний фильм Дж. Глейзера.
Я увидела его не как нарратив о обыденности зла, а как констатацию ошеломляющего факта: в мире, где возможно и процветает такое зло, никто не может быть к нему непричастен, никто не свободен от вины за его существование и процветание. Польская девочка ночью подкладывает заключенным яблоки, чтобы их подкормить, а днём заключенного обвиняют в краже этого яблока и убивают, а он перед смертью кричит, что яблоко враги подбросили. Мальчик слышит эту перепалку и одобряет казнь «виновного»: «Больше не будешь так делать!» И вершители зла осознают себя созидателями «нового порядка», а не убийцами и мародёрами. И многочисленная челядь из заключённых отмывает от лагерной грязи сапоги хозяина, удобряет сад золой и пеплом человеческих останков, разбирает шёлковое бельё тех, кто уже его не наденет… И музыканты играют на балу начальников концлагерей, и машинисты ведут поезда к неостывающим печам… Никому не отстраниться, ничьи руки не останутся чистыми…
Разве это не о нас сегодняшних, живущих между двух войн и уже принявших их как данность сегодняшнего дня? И что мне с этим понимание делать? Как быть? Как с ним жить?
Фильм совершенен в выборе средств и способе донесения авторской мысли. Его смотришь безотрывно, с неослабевающим вниманием,несмотря на кинематографическую «бессобытийность». Хоррор создаётся мелочами, деталями, в проброс, и ты понимаешь, что каждый день убеждаешь себя в незначительности этих мелочей и деталей и принимаешь их, и живёшь с ними, и продуцирующее их зло затягивает тебя в себя, и ты уже часть его…
И, зная и понимая всё это, я живу и, наверное, ещё довольно долго буду жить. Или можно что- то изменить?